было. Когда Самойлов спросил его, где Александр Иванович, он очень удивился, даже встревожился. Сказал, что ничего не понимает. Они действительно засиделись в «Казачке» до закрытия, то есть до двух часов ночи, после чего поехали по домам на такси. Квятковский высадил Егорова у подъезда отеля, помахал ему на прощание рукой и поехал дальше, к себе. Правда, он не видел, вошел ли Егоров в подъезд или нет.

Немедленно Самойлов тут же из холла позвонил советскому консулу в Бредене. В гостинице Егоров так и не появился. «Казачок» открывался в час дня. Консул Малышкин в сопровождении Пастухова поехал туда. Владелец подтвердил, что два господина, говорившие по-русски, по описанию – Квятковский и Егоров, действительно ужинали у него. Показал копию счета, подписанного Квятковским. Сообщил также, что по просьбе последнего вызвал такси. Нет, не по телефону, а просто вышел на улицу и остановил первую же проезжающую мимо машину с фонариком на крыше. Нет, на номер внимания не обратил. Запомнил только, что у машины были литые резиновые бамперы, такие устанавливаются только на дорогих шведских автомобилях марки «вольво». В Бредене на них разъезжает добрая треть всех таксистов.

По просьбе консула портье отеля, принявший утром дежурство, позвонил своему предшественнику. Заспанным голосом тот сообщил, что последним гостем, которому он около часа ночи открывал дверь, был русский профессор Пастухов. Нет, он хорошо помнит, что проживающий с ним в одном номере профессор Егоров в ту ночь в отель не возвращался.

А в шесть часов вечера в газетах появилось сообщение о просьбе Егорова предоставить ему политическое убежище…

Как вел себя профессор накануне своего исчезновения из отеля? Пастухов совершенно твердо заявлял, что ничего необычного в поведении или разговорах его соседа не было. Какого-то волнения или возбуждения также не замечал.

Квятковского Пастухов больше не встречал – он действительно улетел в Париж.

Референту отдела внешних связей Орлову было под тридцать. Высокого роста, широкоплечий, статью и осанкой он походил на спортсмена-десятиборца. В отделе начал работать четыре года назад сразу после окончания иняза. Квятковского Орлов запомнил очень хорошо – по веселому характеру, а также свободному владению русским, белорусским и польским языками. Однако при всей своей общительности тот ничего о своем происхождении, родителях не рассказывал.

– Владислав Михайлович, – спросил Марков, – вам не запомнилось что-нибудь необычное в его поведении? Вспомните все детали вашей поездки.

Орлов ненадолго задумался.

– Сначала меня удивило, что он просил включить в маршрут Минск. Там ничего интересного по его профилю нет. Потом решил, что, возможно, его что-то связывает с этим городом. Может, детские воспоминания. В Днепропетровске, например, он из номера, если был свободен, не выходил. А в Минске наоборот. Порой исчезал на полдня. Может быть, он жил раньше в этом городе? У меня даже сложилось впечатление, что он там кого-то разыскивал.

– На каком основании у вас возникло такое предположение?

– Вначале чисто интуитивно, а потом случай один произошел. Однажды вечером он увидел у меня свежий «Огонек» и взял его почитать на ночь. На следующее утро принес. Вечером мы стали собираться в Москву. Захожу к нему в номер – он что-то ищет, перебирает всякие бумажки. Уже в поезде снова вдруг попросил у меня журнал. Стал я доставать его из чемодана, вывалилась закладка – бланк справочного бюро. Я решил, что он не дочитал какой-то очерк, вложил закладку на место и отдал журнал. Он мне его вернул через час, но бланка уже не было. Видимо, именно его Квятковский и искал в номере перед отъездом.

Следующий вопрос Марков задал, не питая никакой надежды получить положительный ответ – очень уж мимолетным был только что рассказанный ему эпизод.

– Вы успели прочитать, что именно было написано на бланке?

– Запомнил фамилию – Коновалова. По случайному совпадению Коновалова – девичья фамилия моей матери. Имя тоже заметил – Маргарита, отчество нет. Да, еще год рождения – тридцатый или тридцать восьмой. Вот адрес не разобрал совсем – вы же знаете, какие почерки у этих девушек в адресных бюро…

Марков знал, конечно. И был несказанно доволен, что секундного взгляда на неряшливую запись оказалось для Орлова достаточно, чтобы разобрать и запомнить самое главное…

Полковник Горелов внимательно прочитал составленную Марковым справку. Задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Что ж, – наконец сказал он, – для начала вы поработали неплохо. Но все равно мы еще не можем сказать уверенно, с чем столкнулись: добровольным поступком Егорова или насилием.

– Я все-таки склоняюсь к последнему.

– Подождите, Андрей Ильич, с заключениями…

От своего начальника Марков ожидал услышать именно такие слова. Полковник был известен чрезвычайной неторопливостью в принятии выводов, но зато крайней решительностью в последующих за ними действиях… Квятковский несомненно причастен как-то к исчезновению Егорова. Или склонил того к невозвращению, или…

– Есть еще один вариант, – вставил Егоров, – Квятковский вообще ни при чем, просто случайное стечение обстоятельств.

– Не исключено, – охотно согласился полковник, – В любом случае нужно как можно быстрее разыскать Маргариту Коновалову. Здесь, в Союзе, это единственная ниточка к Квятковскому.

– Если Орлов чего-нибудь не напутал. Поездка была полгода назад, да и бланк он видел мельком.

– Будем надеяться на его молодую память. К тому же в точности фамилии сомневаться не приходится. В имени мог и ошибиться, так что обратите внимание не только на Маргарит, но и Мариэтт и других, носящих созвучное Маргарите имя. Так что завтра вылетайте в командировку.

– В Минск?

– Не только. В Ленинград тоже. Нужно поговорить с Бобровым.

С капитаном Сергеем Веселовским, который встретил его в минском аэропорту, Марков был знаком – несколько месяцев тому назад он приезжал в Москву в связи с крупным валютным делом. За две недели они успели подружиться, побывали даже на футбольном матче динамовских команд Москвы и Минска, за которые соответственно месту жительства и болели.

Крепко пожав Маркову руку и ловко перехватив у него спортивную сумку с вещами, Веселовский сразу заговорил о деле:

– Мы тут успели кое-что выяснить со вчерашнего дня. В Минске проживают четыре Маргариты Коноваловы рождения тридцатого года и две тридцать восьмого. Так что работы будет не так уж много.

Марков был постарше своего минского коллеги не только званием, но также возрастом и опытом. Потому и не столь оптимистичен.

– Кто-нибудь из них попадал в наше поле зрения?

– Нет.

– А ты говоришь – работы будет немного. – Марков слегка передразнил приятеля. – К слову, Квятковский мог и не выходить на Коновалову, адрес же узнавал для кого-то другого, может быть, вообще с невинными целями.

– Тогда ему незачем было